День начался со встречи с одногруппницами. Большинство не вдели друг друга с начала лета, но некоторые вместе ходили в поход, в котором я тоже был. Другие и вовсе постоянно поддерживали связь, будь-то через интернет или по телефону. Но как бы то ни было, без обниманий и восклицаний не обошлось. Конечно, самым ярким впечатлением, как и целью нашего собрания, была летняя практика. Пока декан с преподавателем смотрели наши работы, мы вышли погреться на осеннее солнышко. Воспоминания о прошедшем лете не дали себя долго ждать. Девчонки сразу стали обмениваться эмоциями, рассказывать смешные и грустные истории. А мне как-то сразу не захотелось все это слушать. Еще несколько недель назад, тогда, летом, я «предвидел» эту ситуацию: все собираются, и начинаются бесконечные разговоры о лете и ни о чем одновременно. Больше всего мне в этой ситуации не нравится ее «обыденность», ведь так происходит каждый год!
В общем, я отделился от всех, а подошел только когда мимо проходил преподаватель, у которого проходит наша следующая практика. Катя была в особо приподнятом настроении и, я подозреваю, сразу заметила мою отчужденность от коллектива, но ее попытки привлечь меня оказались тщетными.
После коротенькой беседы и извинений одного преподавателя, после анонса заданий на семестр другим, отправились в аудиторию, ставшую за два года практически вторым домом. Всех шокировала лестница, ведущая в нашу мансарду. В прошлом году и еще раньше это был обшарпанный, покрашенный оливковой краской пролет. На стенах красовались какие-то рисунки, надписи, у начала лестницы стоял солдат – четырехметровая скульптура, которому весной сделали ожерелье из пластмассовых палочек для размешивания кофе. Ни солдата, ни надписей, ни обшарпанности, ни оливковых стен, как вы, наверное, догадались, не оказалось. Вместо всего этого пустынный «больничный» коридор, крашеный нейтрально серым цветом. Из-за этого пропал и уют и атмосфера таинственности и творчества. В аудитории тоже на удивление оказалось убрано. Мы немного посидели, попили сок с вафлями. Девочки вели разговоры между собой на темы, по традиции несовместимые с приемом пищи. А потом все решили отправиться на прогулку в недавно открывшийся центральный парк с аттракционами. Сначала все разделились: кто-то пошел занести вещи, кто-то хотел снять деньги в банкомате. Лера зашла к стоматологу, чтобы записаться на прием, но застряла там, а я с Катей и Жорой остались ждать ее на улице. Катя с Жорой обменивались впечатлениями о том, как работали летом, как раз в том парке, который открылся и куда мы направлялись, а я слушал их. Они делали росписи зданий.
Жора сказал, что заработал около 4000 за две недели. Меня это как-то задело. Я представил, что это приличные деньги. Я, конечно, придерживаюсь мысли, что, пока я учусь и получаю стипендию, пока мама мне помогает, и мне этих средств хватает на жизнь, не обязательно работать. Летом в том числе. Хотя мне всегда хотелось летом заработать денег. Как-то резко я подумал, что, наверное, зарабатывание денег и работа – понятия трудно совместимые со мной. Может этому виной такой возраст, в котором вопросов больше, чем ответов, в котором не знаешь, чего ждать от завтрашнего дня. Не знаю. Но именно в тот момент мне казалось, что я никогда не смогу заработать. Я представил, как мне выдают зарплату и это выглядело так глупо в моем представлении…
После этого я еще больше ушел в себя и хоть гулял со всеми, что-то говорил – немного, - но чувствовал, что мне не хочется всего этого. Поэтому я не стал кататься со всеми на американских горках, как бы Катя не старалась меня уговорить.
Потом все решили поесть пиццы в кафе, но мы с Катей решительно распрощались с остальными. По дороге Катя спросила, почему я такой грустный. Я ей ответил, что я не грустный, а такой всегда, на что она возразила и прибавила: «Улыбайся, тебе идет». Эта фраза-клише меня взбесила, хоть я этого и не показал. Несмотря на то, что многие люди добиваются «голливудской» белоснежной улыбки, я, по словам окружающих, ее имею, но она меня раздражает. Это как белое бельмо на всех фотографиях и даже, когда я общаюсь по веб-камере! А еще я не понимаю, почему надо обязательно улыбаться?! Мне кажется, что я такой человек, который больше поглощает эмоций, чем показывает. Да, я глубоко замкнутый и скрытный. Поэтому когда я не улыбаюсь это не значит, что я грустный или что мне плохо. Все в порядке. Почему же уже не первый человек упрекает меня в этом? Что это за правило, что человек в обществе должен улыбаться, шутить, смеяться, веселиться? Почему нельзя оставаться нейтральным?
А вечером, когда говорил с мамой по телефону, рассказал ей то, что Оля собирается ехать в Петербург, что эта поездка ей оплачивается, и о том, что Леся в прошлом году ездила точно также. Мама спросила меня, хочу ли я в Петербург (что за вопрос?!) и почему я не участвую в такого рода конкурсах, на что я ей ответил, что я неудачник. Как вы понимаете, это изменило весь дальнейший разговор. Я потом пожалел об этом. Конечно, мама стала меня убеждать в обратном, приводить разные доказательства, внушать мне то, чтоб я так даже не думал. Но я уже свыкся с этой мыслью. Чтобы она не говорила, мне кажется, что удача мне не сопутствует. Возможно, я пессимист, поэтому вижу в жизни только черные полосы. Не знаю.